Война миров

Картины белорусского художника Александра Некрашевича мелькают на выставках по всему миру: Австрия, Литва, Монако, Россия, Украина… Мелькают, пожалуй, подходящее слово, ведь на его полотнах то смешивается несколько работ мастеров эпохи Возрождения, то Чужие в средневековых доспехах сражаются с Хищниками. wM посетил мастерскую художника, чтобы узнать, такое ли там переплетение культур, времен и смыслов.

Автор: Александра Корытова

Где увидеть: до 22 ноября в A&V Art Gallery проходит выставка Александра Некрашевича Napoleon cake.

Мастерская встречает нас минималистичными интерьерами, где вещи выполняют преимущественно утилитарные функции. Большие окна, через которые льется солнечный свет — сквозь ноябрьские тучи, конечно. Диван и книги — чтобы генерировать идеи, стол — чтобы сделать перерыв на чашку кофе, стена с торчащими из нее гвоздями — чтобы рисовать на огромных полотнах, мольберт — на полотнах поменьше. Палитра, коробка с акриловыми красками.

            — Главная потребность человека — реализовывать свои идеи, иначе они накапливаются, как балласт, и не дают развиваться, свободно парить, — размышляет Александр. — А реализовывать их можно, даже рисуя палкой на снегу или делая крутой профиль в соцсети. Эскизы можно делать на коленке. Когда девять лет назад у меня не было мастерской, я рисовал на балконах съемных квартир. Когда жил в Москве, занимался аэрографией — художественной росписью автомобилей, мотоциклов. К 29-ти годам понял, что у меня слишком много нереализованных идей, они не дают двигаться дальше, и решил полностью посвятить себя творчеству. Комнату, где я рисую, называю промзоной, потому что, помимо творческих, провожу много малярных работ.

            Слово “талант” я не очень понимаю, я, скорее, рабочий, прихожу в мастерскую и работаю с 9 до 9, дома только сплю. Я не жду, не ищу вдохновения, муки творчества могут быть только на этапе эскиза. Я просто подхожу к холсту и начинаю работать. Иногда называю себя художником-принтером или художником-роботом. Начинаю с любого края и постепенно заполняю холст. На картину уходит порядка месяца. На “Войну миров” ушло девять месяцев, как ребенка выносил. (Смеется.) Конечно, не сразу всё получается, но количество рано или поздно переходит в качество. Если мне нужны технические детали, обращаюсь к справочникам, энциклопедиям. Художественную литературу практически не читаю, фильмы почти не смотрю, потому что нахожу там мало источников вдохновения. А вот анатомический атлас, справочник по средневековому оружию или научная передача меня вдохновляют.

            Боги и герои

В мастерской не так много готовых произведений, а то, что находится в процессе работы, Александр показывает нам только в конце беседы.

            — Картины как дети, они все любимые. Но я создаю, чтобы продавать: не вижу смысла хранить. Картину продать, как дочку замуж выдать, я радуюсь, когда покупают. Причем купить могут даже неходовой с точки зрения коммерции холст, как, например, “Война миров”, которая размером два с половиной на шесть метров! Это картина-переосмысление полотна Яна Матейко “Грюнвальдская битва”, героями которого в моей версии стали Чужие и Хищники. В фильме, когда внутри человека появляется зародыш мутанта, человек уже практически мутант. Еще в институте один педагог нам говорил: “Искусство должно быть космическо-шизофреническим”, а в качестве примера приводил свою работу “Битва Витовта с гуманоидами”. В “Войне миров” Витовт проиграл. С одной стороны, Хищники, с другой — Чужие, которые делят между собой планету. А что впереди — не знаю, я не даю ответов, лишь задаю вопросы.

Сюда же накладывается смысл национальной идентификации. Более ярко эту идею я выразил в проекте “Чужие”. За границей многие не знают, что Беларусь входила в состав Великого княжества Литовского, что государственным языком в то время был белорусский, что первая столица Литвы была в Новогрудке. Сегодня мы не говорим на белорусском языке, используем советский гимн. На языке рисунка это выразилось в портретах государственных деятелей ВКЛ, но с элементами Чужих. Так и белорусы — словно сами себе немного чужие.

Смешение образов классической и поп-культуры прослеживается и в серии “Боги и герои”. Когда мои дети были маленькими, оказалось, они не знают героев древнегреческой мифологии, зато прекрасно разбираются в персонажах Marvel. Мы рассказывали друг другу о героях: я детям — о мифологических, они мне — о супергероях, и я понял, что между ними много общего. Например, Халк и Геракл — мощь, сила, спасение, подвиги. Взаимопроникновение двух миров встречается и в серии “Война миров”. Например, смешиваются работа Караваджо “Юноша с лютней” и герои мультфильмов о Микки-Маусе — получается “Дискотека”.

            Стремясь к совершенству

            Рассматривая работы серии “Калейдоскоп”, которые стоят в мастерской, обращаешь внимание на мастерство исполнения. Появляется ощущение, что картину, действительно, не человек рукой написал, а принтер напечатал. На вопрос о том, каждому ли художнику нужно владеть техникой классического рисунка, Александр уверенно ответил “нет”.

— Однажды я увидел работы нидерландского художника Яна ван Эйка, и мне захотелось сломать кисти, выкинуть краски и больше никогда не рисовать: настолько они были совершенны. Я считаю, что каждый должен донести свою мысль, а выбор выразительных средств — дело мастера. Кто-то останавливается на эскизном этапе, а кто-то доводит до совершенства. Я, как перфекционист, стремлюсь к идеалу, тогда моя душа спокойна. Мне нравятся работы художников Раннего Возрождения, они совершенны в техническом плане, но XXI век ставит другие задачи. Созерцания и иллюстрирования сегодня мало, нужны подтексты, смысловые слои.

Из серии “Калейдоскоп” особенно люблю работы “Игра” и “Оркестр”. Люблю за техничное исполнение, цвет, за то, как выполнен кракелюр — искусственно созданная сетка трещинок. Я иногда хожу в Национальный художественный музей, смотрю, как выглядит естественный кракелюр, чтобы потом максимально точно воссоздавать его. Идея серии родилась случайно: в магазине сувениров амстердамского музея Rijksmuseum продавался калейдоскоп, который разбивал картины на осколки. Я воплотил эту идею в живописных полотнах. Калейдоскоп — это игрушка, поэтому на картине “Игра” люди играют в карты, мальчик играет на лютне, четырех музыкантов я играючи размножил до оркестра.

В век постмодернизма мы имеем право использовать любое культурное наследие, если привносим в него свою идею. Я могу использовать классическую живопись как строительный материал и конструировать новые смыслы. За основу может быть взято что угодно. Например, в проекте “Мыльные пузыри” я не прикасался к живописному наследию, а рассуждал о нулевых. Одним из символов первого десятилетия XXI века стали сериалы — мыльные оперы. Они сами по себе пустышки, и я превратил их в пузыри. Каждая работа — это кадр из сериала, трансформированный в абстрактную массу. Это проект о пустоте, о нулях, об отсутствии смысла.

Новый проект я выполняю в технике аэрографии с историческим контекстом, это переосмысление моей студенческой работы. Пока для него готовы пазлы — алюминиевые композитные панели. Есть еще один промежуточный проект, который я сначала не хотел показывать, — портреты исторических деятелей, словно искаженные кривыми зеркалами. Здесь хочу поиграть с новыми техниками, формами.

            Ко дню рождения Наполеона

            Проект Napoleon cake посвящен памяти Наполеона, 15 августа исполнилось 250 лет со дня его рождения. Еще в институте у нас была традиция: мы отмечали не официальные праздники, а свои, шуточные: День взятия Бастилии, день рождения Пикассо, Малевича. Сегодня бы это назвали перформансом. Я решил вспомнить былое и отметить день рождения Наполеона, тем более этот человек связан с нашей страной, историей. Какой праздник без торта? Наполеон — это же еще и торт, слоеный. Вот и я разбил его на семь слоев. В основе идеи — картина Жана Огюста Доминика Энгра “Наполеон на императорском троне”, второй слой — император без мантии, затем обнаженный, без кожи, внутренние органы, скелет, пустота. Слоев могло быть и больше, но, чтобы задуматься о смысле бытия, достаточно семи. Для меня был важен игровой факт реализации, а смыслов можно додумать множество.

            Профессионалы и мои друзья говорят, что это один из лучших моих проектов, но, думаю, публика встретит его не столь однозначно. Да и кто знает, может, лучшие мои работы еще впереди, как у Веласкеса, который свои самые известные полотна написал в конце жизни.

За границей Александра знают, пожалуй, лучше, чем в Беларуси. Польский критик Кшыштаф Станиславский включил художника в каталог “Современное искусство — Наново”. А украинские галеристы пишут, что “его работы пахнут успехом”.